Офис второго президента Армении Роберта Кочаряна опубликовал интервью экс-президента РА агентству «Bloomberg» с сокращениями.

- В одном из интервью после предъявленного обвинения Вы заявили, что не удивлены этому обвинению. Почему не удивлены?

- Потому что весь контекст происходящих событий говорил о том, что эти люди, придя к власти, обязательно попытаются в своей деятельности придать первоочередное значение этому вопросу. До этого состоялись парламентские слушания, озвучивались заявления, комментарии по этому вопросу. Было очевидно, что они предпринимают шаги.

- Вы имеете в виду, что это какая-то вендетта, личный вопрос?

- Конечно. Нужно учесть, что премьер-министр был одним из главных участников событий 1 марта, и в целом одним из главных деятелей в сведении политических счетов и попытки переписать историю в более удобном для себя контексте. Мотивация здесь очевидна.

- Вы вернулись в ответ на эту борьбу. По сути, Вы вернулись в политику. Почему Вы вернулись?

- Говорят, что президенты вообще не уходят из политики. В течение последнего десятилетия я был пассивен, выступал один-два раза в год с критикой в адрес действующей власти, выступал только по тем вопросам, которые вызывали большой общественный резонанс, и я считал своей обязанностью выразить свою позицию по этим вопросам. Это, так сказать, было пассивным политическим участием. Однако то, что начало происходить (с мая этого года), меня очень беспокоило, и здесь нет личного вопроса. Вопрос нужно рассматривать в более широком контексте.

- Что Вы имеете в виду, говоря «широкий контекст»?

- Я вижу довольно проблемную для государственности Армении ситуацию, связанную с тем изменением, во имя которого все началось в мае и, фактически, происходит сейчас. Проблемную в том смысле, что все это происходит на фоне очень большой волны эйфории, которая имеет положительную и отрицательную стороны. Положительная – это «освобождение» людей, публичное выступление против негативных явлений, которые происходят в стране. Однако вместе с этим – это деформация всей политической площадки и действительно опасная ситуация для формирования новой монопольной власти.

Не думаю, что переход одной монополии власти к другой монополии может быть полезным для страны. В конце концов, весь смысл бархатной революции был в расформировании властной монополии.

Я посчитал, что в этой ситуации нужно выступить, нужно заявить о своей позиции, нужно помочь процессу, который противостоит формированию новой монополии власти.

- Значит ли это, что цель Вашего возвращения в активную политику – занять какую-то должность, возможно, в парламенте, возможно, в качестве премьер-министра, или быть оппозиционным лидером для обеспечения определенного баланса в политической системе?

- Я хочу помочь процессу активного формирования этого баланса.

- Каким образом?

- В первую очередь, стать его участником, выражая точку зрения, во-вторых, при активном сотрудничестве с другими политическими силами, используя весь инструментарий, с которым обычно принимают участие в политических процессах. Это может быть и личное участие, может быть сотрудничество, может быть просто активная позиция на политической площадке Армении по волнующим общество вопросам и общей ситуации. То есть, круг здесь довольно широкий.

Самым важным для меня было то, что от происходящих событий нельзя держаться подальше. Занять какую-то должность – никогда не было для меня самоцелью. Я занимал самые высокие должности, о которых может мечтать любой политический деятель. И в данном случае это не является для меня чем-то новым, чем-то необычным, к чему есть сильное стремление.

- Есть ли у Вас какие-то личные чувства к господину Пашиняну?

- Представьте, я даже не знаком с ним. Я с ним никогда не встречался, не знаком с ним лично. Возможно, он был на каких-то пресс-конференциях, но я даже не помню. У нас с ним никогда не было личного общения.

-А вы никогда не пытались установить с ним связь?

- Нет, никогда.

- Даже сейчас?

- Никогда, в том числе и сейчас.

- Он не пытался связаться с Вами?

- Думаю, у него сложилась некая персональная ненависть к моей личности и эта ненависть сегодня отражается в деятельности различных государственных институтов и, в первую очередь, правоохранительных органов.

- Как Вы считаете, какое разрешение будет иметь все это в целом, и в частности для Вас?

- Все политологи, аналитики понимают, что действующий премьер одержит довольно убедительную победу (на декабрьских выборах), и, по всей вероятности, сформируется однопартийный парламент без представленной достойным образом оппозиции. Это станет большой проблемой для государственности Армении. Кстати, самые большие наши успехи были достигнуты именно тогда, когда в парламенте было разумное разделение – то есть ни одна партия не имела большинства, когда были сформированы коалиции, когда все вопросы обсуждались в рамках этой коалиции. Все случаи преобладания одной партии в парламенте имели для Армении печальный конец, и, кстати, сменой той власти, которая являлась большинством в парламенте. Такой была ситуация в начале 90-х, в последние годы до бархатной революции. Поэтому, повторяю, что внеочередные парламентские выборы в Армении в декабре станут личной победой Пашиняна, но поражением государственности.

Что касается того, как завершится моя история. Не хотел бы заниматься предсказаниями. Знаете, в условиях того политического перевеса, который может сформироваться, не могу прогнозировать уровень давления власти на судебную систему страны. Это ненормальная ситуация.

Что касается уголовного дела, то, как сказал один из моих адвокатов, самой большой следственной тайной в этом деле является невообразимое количество нелепостей. Это просто правовой мусор, и я не сомневаюсь, что конкретно это дело не имеет перспектив в Европейском суде по правам человека. Я надеюсь, что, несмотря на существующее давление, в судебной системе Армении, тем не менее, может быть принято справедливое решение.

- Почему, по-вашему, у людей очень противоречивые мнения о Вас? Многие Вас ненавидят, а многие – уважают. Почему существует такое резкое разделение? Нет никого, кто был бы безразличным?

- Я никогда не пытался быть приятным для людей, никогда не занимался популизмом. Наши граждане – эмоциональные, они любят, чтобы руководитель тоже был эмоциональным, постоянно говорил приятное, показывал бы свою эмоциональность. Я по характеру другой, очень конкретен в управлении, немного жесток, однако, как показали годы моего правления, в вопросе последовательности, принятия и реализации решений я был эффективен. В кризисных ситуациях мне всегда удавалось найти правильные выходы. Объяснение, на мой взгляд, именно в этом.

Люди не отрицают, что в годы моего президентства начали жить намного лучше. Однако, повторяю, я никогда не делал шагов для того, чтобы меня обожали. И не считаю, что это обязательная составляющая для успешного государственного деятеля.